Женщины у креста / Православие.Ru

В трех часах езды от Петербурга, недалеко от Финского залива, в лесу находится православное экологическое поселение. Это не то мини-монастырь, не то православный дом отдыха, в котором добрые дела творятся не монахами, а мирянами, еще точнее, сестрами милосердия. Для моей семьи «Лужки» возникли как яркое, светлое событие в очень трудное для нас время.

В Покровской общине обретают приют одинокие старики, инвалиды, оставшиеся без крова. Большинство обитателей — бабушки. Многие из них, выброшенные на улицу доживать свой век в нищете, нашли здесь нечто большее, чем убежище и социальное жилье, — родной дом.

В 2001 году один православный меценат подарил Покровской общине дом под богадельню. Чуть позже построил второй, повместительнее. В настоящее время богадельня и гостевой дом находятся под одной крышей. Каждый месяц по гостевой программе за символическую плату здесь отдыхают инвалиды и пенсионеры, ходячие и способные за собой ухаживать. Благодаря государственному «попечительству» они к концу жизни заработали статус неимущих, но в Лужках получают то, о чем долгие годы только мечтали. В богадельне же постоянно живут те, кому больше некуда идти…

Условия для гостей и постоянных обитателей ничем не различаются. Только за «приютскими» денно и нощно ухаживают сестры. Всем положены лечебная физкультура, прогулки, четырехразовое питание. Парное молоко и творог приносят с фермы, летом и осенью на столе свежие овощи из поселкового огорода. Есть большая библиотека, внутреннее радио «Омофор» и даже пианино в трапезной, где иногда дают концерты певцы Мариинского театра. В фильмотеке собрана классика мирового кинематографа. Каждый день в Лужках начинается и заканчивается молитвой — короткое правило транслируют по радио, чтобы и лежачие, и не знающие молитв могли хотя бы пассивно поучаствовать. В домовом храме по субботам проходит служба, на которую приезжает из поселка священник отец Дионисий, он же причащает лежачих. По праздникам служит духовник Покровской общины отец Иаков Амбарцумов.
Многие здесь принимают Христа, пересматривают свою жизнь, начинают причащаться. И часто те, кто поступает в Лужки в тяжелом состоянии, быстро набирают силы в окружении любви и добра.

Центр Покровской общины находится в Ковенском переулке в Петербурге. Его подопечные — бомжи, инвалиды, брошенные старики, люди с искалеченными судьбами. В приют попадают в основном после Мариинской больницы, которую уже много лет курируют сестры милосердия. Прежде всего работа ведется по душепопечительству.

«Мы начинали в 80-е годы, — рассказывает Галина Александровна Клишова, директор Покровской общины. Я окончила режиссерский факультет Института культуры, и моя карьера довольно успешно складывалась. Были проекты на телевидении и в театре, поступало множество коммерческих предложений. Но что-то тяготило, меня мучила самая настоящая депрессия. В 33 года я поняла, что для полноценной духовной жизни лично мне недостаточно простого хождения в храм — непременно должно быть практическое применение моему христианству.

Огромную роль в моей судьбе сыграл знаменитый питерский священник отец Василий Лесняк, который был в Петербурге настоятелем Спасо-Парголовского храма (увы, в 1995 году он умер). Мы, группа православных единомышленников, духовные чада отца Василия, тогда регулярно собирались на квартирах, конечно же — подпольно. Так возникло Братство святой Анастасии Узорешительницы. Моим служением стала работа в больницах. Начались первые перевязки. Когда я впервые увидела пролежни — месиво из мяса, крови и гноя, было чувство жуткой несправедливости, обиды. Как возможно такое надругательство над человеческой плотью! Хотелось бороться. И уже было невозможно забыть все и оставить как есть. Невозможно было жить как прежде: работать, ходить в кафе с друзьями. Когда начинаешь пересматривать жизнь и определять, что перед Богом важно, то личная радость уходит, творческие успехи оказываются важны только тебе и узкому кругу твоих друзей. А здесь становится ясно, что каждую минуту ты кому-то по-настоящему необходим, что именно в это мгновение ты можешь оказать помощь конкретному человеку: кого-то вытащить из психушки, кому-то найти врача, кого-то накормить. И это не абстрактные ценности. Мне иногда звонят друзья, предлагают написать сценарий, а я, может, и хотела бы, но уже не могу. Я выбрала творческую реализацию в другой ипостаси».
В нашей стране социальные дома и даже некоторые монастырские приюты за попечительство требуют отписать квартиру. И, к сожалению, отнюдь не всегда в таких случаях престарелым и инвалидам обеспечивают должный уход: стариков плохо кормят, не моют, не лечат, а ускоренными темпами отправляют на тот свет. В монастырских богадельнях существует обязательное условие, чтобы человек был не просто православным, но воцерковленным. В Покровской общине таких вопросов и возникнуть не может, поскольку в приют принимают не только православных. Устав гласит: община существует «для всех тех, кто не против принимать помощь от Православной церкви», но многие из обитателей приюта становятся православными уже в Лужках.

В общинном доме в Лужках есть галерея картин и фотографий «Образы милосердия», среди которых и картина «Марфа и Мария». Она выражает главную идею общины — вера и дела веры, жизнь во Христе и со Христом, любовь к ближнему и постоянный труд.

В одной комнате живут две подруги-старушки — Вера Сергеевна и Мария Яковлевна. Их судьбы, как и их мировоззрения, сильно разнятся. Одна верит в науку, другая — в силу непрестанной молитвы, однако они прекрасно уживаются друг с другом и утешаются тем, что целыми днями слушают радиостанцию «Маяк».

Вере Сергеевне девяносто один год, она бывшая учительница, у нее прекрасная память и зрение пока в порядке. Передвигается она на ходунках, на которые больше всего и сетует, ведь еще совсем недавно ходила сама. Мария Яковлевна «из простых», так она сама и говорит, а еще добавляет: «Главное во всем уповать на Бога. Я многое прочла, особенно пока здесь живу, и поняла, что от нас не зависит ничего. И как бы мы, старые, ни хотели умереть или, наоборот, выздороветь, будет так, как должно быть, — по воле Божией».

«Лужки не для таких, как я, — рассуждает Вера Сергеевна, — они для таких, как она. Я-то из крестьян». «Да и я из крестьян, все мы из крестьян», — возражает Мария Яковлевна. «Нет, вы другие, — не унимается собеседница. — У крестьян вера простая: утром перекрестился и пошел в поле работать, а у вас утром молитва, днем молитва, вечером молитва, и по многу часов все читают и читают что-то. А зачем, я не пойму».

Вера Сергеевна стала жертвой аферы соцработницы. Она жила в Вырице, в отдельной квартире, которую прибрала к рукам ловкая молодая женщина, подыскав для одинокой старушки социальное жилье. Однако сроки проживания в социальном доме подошли к концу, и Вера Сергеевна была бы выброшена на улицу, если бы не соседи, люди верующие, которые разузнали про Покровскую общину и помогли старушке переехать.

Среди обитателей общины очень много одиноких, забытых людей, прошедших войну, знавших и нищету, и голод, и лишения. У кого-то в прошлом были коммунальные ссоры и обман, кого-то выкинули или выжили из квартиры дети, внуки, соседи, у кого-то родственники — алкоголики или наркоманы.
Недавно на 92-м году жизни скончалась Аннушка, ее так звали все. Во время войны она была директором единственного тогда в России цыганского детского сада. Она веселила всех своими рассказами, воспоминаниями, одновременно говорила на русском, немецком, цыганском и обязательно добавляла что-нибудь красочное на языке непечатном… Незадолго до смерти, очнувшись из небытия, рассказала дочери сон, в котором она гуляет в прекрасном саду. «А какое там время года, мама, зима или лето?» — «И то и другое, милая», — ответила Аннушка.

Я познакомилась с Покровской общиной тоже по особому промыслу. Свою последнюю обитель в Лужках обрела моя двоюродная бабушка Маруся. Она родилась на Украине, в детстве осталась сиротой, пережила голодомор. В блокадном Ленинграде служила связисткой, была не раз контужена.
После войны, потеряв всех друзей и знакомых, попала к старообрядцам-беспоповцам, которые открыли новый для нее христианский путь. Она стала истовой верующей и вела затворнический образ жизни. Ее молитвенная книжка насчитывала сотни имен, большинство из них — погибшие во время войны друзья и однополчане, за которых она молилась каждый день утром и вечером, перечисляя всех на память по часу. Маруся жила одна по принципиальным соображениям, тщетно пытаясь обратить в христианство своего брата — моего деда, полковника-артиллериста и идейного коммуниста. Дедушка, в свою очередь, просвещал «дремучую» сестрицу, зачитывая стихи собственного сочинения о путешествиях в космос и торжестве науки.

Затем она пережила инсульт, после чего начались мытарства по больницам. Потом с тяжелыми заболеваниями ее выгнали, отказавшись продолжать лечение. Медики цинично разводили руками: мол, такой возраст (86 лет), да еще контузия; хорошо-де, что до такого возраста дожила, пора и честь знать. В перерывах между больницами бабушка жила с нами, но всегда просила устроить ее в христианский приют, где были бы не только уход и комфорт, но и активное молитвенное общение. Она давно думала уйти в старообрядческий дом для престарелых, чтобы последние дни провести среди единомышленников. Однако в том доме и речи не было ни о каком уходе: там живут старушки за семью замками, отрешившись от мира, а родственникам туда путь заказан.

Мы узнали о Покровской общине через знакомую, которая давно рассказывала нам о настоящем чуде — о доме, где старикам хорошо. Оказалось, что в Лужки иногда принимают не только брошенных и одиноких. Но мест не было, сестер не хватало, и нам предложили подождать своей очереди. Я довольно часто бывала и работала в монастырях, знакома со многими христианскими, в том числе и православными, благотворительными организациями и уже заранее составила себе картину. К тому же я с предубеждением относилась ко всякому роду социальной помощи — работали стереотипы. Однако ложное представление о Покровской общине как о «православном бизнесе» рухнуло в одночасье, как только я впервые оказалась в Лужках. Все, что я увидела: отношение, помощь, организация, энергичная и радостная атмосфера, — не укладывалось в голове.
За время ожидания очереди Марусе стало хуже, и в общину она приехала уже неходячей. Прогноз был неутешительным. После склеротического инсульта она находилась в сознании, все понимала, но ей тяжело было говорить, слова путались. А нам больше всего хотелось, чтобы она смогла увидеть тот рай, в который попала под конец жизни. Постепенно она действительно стала приходить в себя и даже пыталась делать гимнастику. Но возраст, болезнь и погода работали против нее.

К Русской Православной Церкви Маруся всегда относилась с уважением и с некоторой настороженностью, признавая только свою Церковь. Но за последние месяцы в Лужках ее жизнь полностью изменилась: она начала причащаться с радостью, и этот барьер перестал для нее существовать. Бабушка прожила в общине чуть меньше полугода, в декабре ее не стало. Умерла она в праздник Рождества Богородицы, причастившись.

Марусю похоронили на кладбище в лесу. Община взяла на себя все обязательства, связанные с похоронами: гроб, крест, место на кладбище, даже частичное оформление документов, отпевание, литию на кладбище и поминальную трапезу. Никакого морга не было, на три дня гроб оставляли в храме, пока сестры и родственники читали Псалтирь. Человека проводили в последний путь с почтением и достоинством. На отпевании были почти все: и бабушки, и инвалиды на костылях и в колясках. Потом всей общиной поминали на 9-й и на 40-й день.

Бабушка часто говорила со своей небесной покровительницей Марией, называла ее Магдаленой (или, видимо, по созвучию, Мандолиной). Свой настоящий день рождения она не признавала, а исправно отмечала именины и приглашала гостей в день святой Марии Магдалины. До недавнего времени, пока в общину не пришлось привезти ее паспорт и проверить дату рождения, мы даже не подозревали, что она родилась в другой день… Когда она приехала в общину, то сразу указала на образ Голгофы в углу возле кровати: «Страшный образ. Подумай только, какой страшный…

А вот и женщины у Креста. Смотри, это ведь моя Мандолина возле Спасителя — она меня там давно ждет».

Как говорят сестры, не только вера, но и проповедь без дел мертвы. Они пытались сначала проповедовать, учили больных по книжкам, но вскоре поняли, что такая проповедь не работает. Лучше накормить да сказать доброе слово, помня заповеди Христа, нежели сотрясать воздух красивыми словами. Надежда и любовь рождают веру, и все три взаимосвязаны. Проповедь через дела милосердия оказалась самой честной, понятной и плодотворной. И чего действительно удалось добиться сестрам, так это создать атмосферу добра и сострадания, любви, терпения и понимания. Никто никого здесь в Царство Небесное силком не затягивает. Община, как привратник, только открывает в Него двери. И кто захочет, тот войдет.

Источник: Фома.Ru

26 июля 2010 г.