Свидетельство из вечности

Рабочий город, в котором прошло мое детство, не располагает к вере в чудесные явления

Рабочий город, в котором прошло мое детство, не располагает к вере в чудесные явления. Район наш строился в советские годы на месте болот, на определенном расстоянии от городской окраины, «ударная стройка» велась силами спецпереселенцев, ежедневно умиравших от холода, голода и болезней. Явленных мощей местных святых, чудотворных икон и хотя бы завораживающих дух древних соборов, способных своим видом вдохновлять человека к молитве и размышлению о вечности, район не знает. Первую церковь построили в самом начале девяностых: маленькую, приземистую, далеко не на виду у всех. Потом на средства прихода возводился по соседству с ней величественный храм. Сейчас его серебристые купола и белоснежные стены притягивают взгляды проезжающих мимо рабочих и смотрятся неотмирно на фоне серых многоэтажек и густо дымящих на горизонте труб. Правда, через пару остановок храм теряется из виду, как таинственный Китеж-град. И земное уже вовсю подавляет собою небесное: магазины и закусочные, вывески коих пестрят перед глазами во множестве, манят к себе обилием благ временных.

Несмотря на столь разительный контраст, вера в некоторых сердцах все-таки теплится. И история, о которой пойдет речь, случилась не где-нибудь, а у нас – в высотном доме, из окон которого можно увидеть купола храма. Как раз тогда он уже был освящен, и даже колокольня оглашала округу скромным звоном.

Супруг моей знакомой, папиной подруги по институту, тяжко болел от рака крови. А жена его находила разные средства, укреплявшие силы организма на борьбу с болезнью. Младшему сыну-подростку нужен был отец, пусть даже лежащий, ослабленный и почти всегда молчащий. Его тихое, но твердое слово имело вес и по временам произносилось со властью, так что на кривой путь юноша не свернул.

Болезнь забирала последние силы, жизнь в теле всё угасала. Наша знакомая печалилась об одном: супруг был некрещеным и на мягкие просьбы совершить таинство и отойти в вечность по-христиански отвечал отказом. Но она не теряла надежды, молилась. И тогда в дело спасения души вмешалась любовь старшего сына.

Его большой черно-белый портрет висел в спальне: как сейчас помню лицо, усеянное конопушками, чистые и веселые глаза и искреннюю улыбку. Вити не было с нами больше десяти лет, он погиб неожиданно для всех, упав в деревне с дерева. Учился он тогда в старших классах.

За пару дней до того, как Витя явился сам, к его отцу приходили души незнакомых людей и, возможно, святых. Средостение между временем и вечностью становилось для умирающего все более прозрачным. Он разговаривал с приходящими, но духовного прозрения не происходило.

– С кем ты говоришь? – спрашивала его супруга, возвращаясь с работы.

– Да приходили тут, – отвечал он ей неопределенно, не имея сил внятно отвечать.

– Кто приходил?

– Да уже ушли.

Вот и весь разговор.

В тот вечер умирающий сообщил жене: «Витя приходил! В длинной белой рубашке, с цветущей веткой в руке, весь сиял»

А в тот вечер у умирающего появились откуда-то силы, и он сам сообщил жене:

– Витя приходил!

– Как – Витя?! Как – приходил?!

– В длинной белой рубашке до пят, с цветущей веткой в руке, и весь сиял.

– И – что?

– Звал к себе. И мама приходила, такая же.

– Может быть, ты покрестишься теперь? – с робкой надеждой спросила жена и услышала тихое, но твердое: «Да».

В ближайшие дни в этой квартире, где так ясно и неприкровенно явилось Царство Небесное, подобно тому как на горе Фавор явились перед апостолами пророки Илия и Моисей, случился долгожданный праздник. Над умирающим священник совершил таинство Крещения и Миропомазания и вслед за тем причастил Тела и Крови Христовых и соборовал.

Мама его супруги, глубоко верующая старушка, приехавшая из деревенской глубинки, чтобы помочь дочери ухаживать за мужем в его последние дни, говорила потом, что лицо больного после крещения и причастия преобразилось: умиротворилось и тонко просияло изнутри. Глубокий внутренний мир воцарился в его сердце. Вскоре он перешел в вечность.

Часто мне приходит на память эта история. И проносится вдруг в уме животворящая мысль, что душа другого человека – глубокая тайна. Она скрывает в себе те тонкие движения, по которым судит ее Господь. Они не видны глазу – и намерения, и сомнения, и борьба, и сострадание ближнему в его скорбях. Можно всю жизнь прожить, привычно отрицая Бога, соблюдая при этом совесть, и в конце пути непостижимым действием Промысла Божия войти в Его таинства и в вечную жизнь, очистившись от грехов.